В поэме «Зов» раскрыта душа пожилой, почти девяностолетней женщины Домны (имя женщины изменено), которая родилась в деревне, расположенной далеко от поселка. В конце своей жизни она приняла решение пешком посетить родную деревню, и погост, но события развернулись таким образом, что, придя в деревню, она не получила помощи от тех, кто мог бы накормить и обогреть странницу. В конечном итоге Домна умерла в копне сена рядом с тем местом, где в детстве бегала босиком, где прошла её юность и замужество.
Зов
Поэма
1.
Кружу вокруг героя, темы,
Считай уже не первый год.
Догадываюсь, что поэма
Ко мне готовенькой плывет.
И все ж о ней тужу под кручей:
Вдруг выйдет на берег нагой,
А у меня на этот случай
С собой одежды никакой.
В какую явится погоду?
Как можно все предусмотреть:
Сезон, размер и даже моду,
Чтобы в слова ее одеть?
Заботы, поиски, проблемы...
Как любим жизнь мы усложнить.
А разобраться — для поэмы
Всего важней — событий нить.
Не сможешь закрутить сюжетом
Читателя в бараний рог,
И прослывешь плохим поэтом:
Мол, слаб в коленках, коль не смог.
Мне чужды правила. Не скрою:
В них искреннего чувства нет.
Я ж от характера героя
Люблю раскручивать сюжет.
Ведь от характера - поступки.
Он, словно часовой завод,
Пружина, свернутая в трубку,
Толкает действие вперед.
2.
У бабки Домны был характер.
И даже очень непростой.
Какие в подтвержденье факты?
Блажь в арифметике пустой.
Одно лишь то, что бабка Домна
В свои почти девяносто лет
Жила, как мышка, в старом доме
Одна — уже дает ответ.
Нет, не одна на белом свете,
Напрасно годы не прошли.
У Домны были внуки, дети,
Кто рядом жил, а кто вдали.
Но дети — вечные потери.
Чуть подросли — из дома прочь.
И смерть уже врывалась в двери,
Однажды выхватила дочь.
Как видно спутала косая
Иль промахнулась невзначай,
Но Домна до сих пор живая,
А дочка в рай попала, чай.
Еще не старым, в полной силе,
Ушел из жизни муж Василий.
А ей с тех пор двадцатый год
Никак бог смерти не дает.
— Скорей бы, — думала со вздохом
О смерти Домна иногда,—
Пусть и живется мне не плохо,
А все-таки года, года...
И детям, видно, надоела,
Хоть жизни им не перешла.
Придут прибраться, что-то сделать, —
И пар из них, как из котла.
Сыны пыхтят, вздыхают снохи,
Внучата — даже те косят.
Все эти пыхи, охи, вздохи
Как будто в воздухе висят.
Сказала им однажды прямо
Все то, о чем не умолчишь,
А дети хором: «Мама, мама!
Подумай, что ты говоришь.
Ты старый человек, старуха,
Тебе необходим покой.
Ты ж со своим упрямством духа
Не знаешь меры никакой.
Жила бы с нами и не гостьей...»
Ответ им четким был вполне:
— Да нет, родные, о погосте
Здесь лучше думается мне.
3.
Случилось это утром рано
В начале мая. В том году
Дождь долго не давал сельчанам
Начать весеннюю страду.
Поля, луга наводопели,
Проселки — по колено грязь,
И птахи по лесам не пели,
И сводка сева не велась.
В те дни любители спиртного
Кончали майский самогон.
Руководители сурово
«Цеу» давали и разгон.
Но их слова, как гвозди в стуле,
Не сядешь, но и не вспорхнешь.
В дождях, в туманах потонули
Настрой к работе и скулеж...
В то утро вдруг легко и просто
На горизонте солнца луч
Сверкнул клинком прямым и острым
И стал кромсать полотна туч.
Ворвался в Домнино оконце,
И засияли образа.
На этот яркий отблеск солнца
Открылись старые глаза.
От забытья очнулась Домна,
И поразилась: чудеса!
Вот хоть убей, она не помнит,
Как отлетела в небеса.
Но перед ней Господь в окладе
Слепящих солнечных лучей!
И не укроешься от взгляда
Его всевидящих очей...
Во власти Божьей человеки.
Бывает так: ложатся спать,
Глядь — успокоились навеки,
И глаз не надо закрывать.
Без страха и смертельной дрожи
Из жизни всякий рад уйти.
Видать, и с ней случилось тоже.
Спасибо, боже, и прости!
От благодати цепенея,
Она перекрестила лоб,
И вдруг отметила: под нею
Тепло. Под ней кровать. Не гроб.
И Бог исчез. В углу икона.
Она жива. Ночь позади.
И сердце бьется учащенно,
И радость легкая в груди.
Она жива! И слава богу.
И значит, надо дальше жить.
По-стариковски, понемногу
По дому двигаться, ходить.
Ждать в гости сына или сношку.
Они в обед приносят ей
Лапшу, горячую картошку,
И чай. На целый день харчей.
Но Домна ела очень мало:
С годами пропадал едун.
Что лучше — детям отдавала,
Сама жевала на ходу.
Жизнь — как неведомый проселок.
Когда-то Домну занесло
В рабочий заводской поселок
А он — ни город, ни село.
Однако с купли пропитанье.
Деньжата, как в горсти вода:
По рублику — туда, сюда, —
И от зарплаты лишь названье.
В деревне было жить попроще.
Там все надежно и всерьез,
Но муженек не ладил с тёщей,
И главная беда — колхоз.
По этой непростой причине
Разлома жизненных основ
Пришлось мотаться на чужбине,
Искать работу, хлеб и кров.
И слава богу, что посёлок
Загородил им в город путь.
Поселок — города осколок,
Но в нем жива деревни суть.
Была житейская основа
С недавним прошлым не порвать.
И Домна завела корову:
Уж лучше брать, чем отдавать.
Был огород, своя картошка,
Капуста. Даже огурцы ...
Вот так и жили понемножку,
Сводили кое-как концы.
Но этим утром бабка Домна
Почувствовала, что она,
Как волк январский голодна,
И съесть не прочь кусок скоромный.
С чего к еде такая тяга?
Себя как будто с давних пор
Она морила, словно скряга,
Иль выжила в голодный мор.
Такого с нею не бывало
С лет незапамятных войны.
Война у женщин отбирала
Еду, мужей, сынов, и сны.
Но не страшились бабы эти
Впрягаться в плуг, таскать мешки.
Не голодали б только дети
И муженьки-фронтовики.
Старушка поднялась с постели
И за спасительным куском
Пошла на кухню еле-еле
В одной рубашке, босиком.
Надеть бы тапочки-обноски:
От пола холодом несёт
(Теплы некрашеные доски,
А крашеные — словно лёд).
Но тапки провалились словно.
Добро хоть валенки в углу.
И валенки надела Домна,
Душевно радуясь теплу.
На кухне — свет, горящий с ночи.
Неужто домовой опять
Вчера мозги ей заморочил?
Не помнит, как ложилась спать.
И это ведь не первый случай.
Отнимет память домовой,
В постель загонит, чтоб помучишь,
Накроет чем-то с головой
И душит бедную старушку.
А то загонит под кровать.
Закончив эту заварушку,
Идёт на кухню пировать.
И там такой бедлам устроит,
Что не подступишься к столу:
Посуда на полу горою,
Продукты тоже на полу.
Сноха придет, вздохнет уныло
И ошарашит парой фраз:
- Ой, мама, что ты натворила...
Ведь это старческий маразм.
Но что на домового злиться.
Ему, как хлеб и соль — содом.
И Домне ни к чему больница
С понятьем — сумасшедший дом.
Бывает очень неприятно
Такое слушать от снохи.
О чем толкует? Непонятно.
За всеми водятся грехи.
Сегодня снова надо слушать...
А может, из дому уйти
И у могил заветных душу
От ссор греховных отвести?
4.
В то утро раннее из дома
Старушка навсегда ушла...
На третий день сыскали Домну
На поле около села:
Того, далёкого, родного,
Где родилась на белый свет.
(В округе нет села такого.
Да что в округе. В мире нет)
Там было детство возле речки,
Мосты из радуги-дуги,
И расставанья на крылечке,
И туфли с маминой ноги.
Рождение любимой дочки,
Жизнь, как в сиянье золотом...
Там годы были, как цветочки.
Все годы-ягодки — потом.
Теперь лишь отчие могилы
Здесь оставались навсегда.
Родных могил святая сила
Старушку и влекла сюда.
Глас Божий или голос предков
Та сила, кто ее поймет?
Но тяга к Родине нередко
Покоя людям не дает.
Силенка есть — вставай со стула,
В родную сторону тянись.
Она и Домну потянула.
Откуда силы вдруг взялись?
...Ее нашел совхозный пахарь,
По-нынешнему — тракторист.
Вспахать приехал поле смаху:
Земля поспела, сам артист
(в том смысле, что владел искусством
Творить в работе чудеса).
На поле въехал — стало грустно.
Ругался гадко с полчаса.
Ну, где глаза у агронома!
Здесь бесхозяйственность сама:
На поле яровом солома
Не убрана. Гниют корма.
А как пахать такое поле?
Ах, агроном! Ну, молодец!
Не жаль ему чужих мозолей...
— Сожгу солому — и конец! —
Решил в сердцах механизатор
И копны стал огнем палить.
Стал поджигателем оратай:
Губить, так напрочь всё губить.
Работа подвигалась быстро.
Сноровка и задор нужны.
И сбрасывала вес канистра
У каждой вспыхнувшей копны.
Но у одной он встал, как пешка.
Как кто скомандовал: «Замри!»
Два валенка, как головешки,
Торчали будто из земли.
Угадывалось, что в соломе
Лежит хозяин тех сапог.
Но жив ли он? В таком содоме
Живой пустился б наутек.
Все поле затопило дымом,
Хоть вешай на него топор.
(Работа спорит с молодыми.
Но бесполезен этот спор.
Они обычно торопливы,
Хотят все сделать на ура.
Стремятся в завтра всем на диво,
А попадают во вчера.
Парняге эти копны надо б
С подветренной жечь стороны,
А он навел такой «порядок»,
Что небо с солнцем не видны)
Так вот. Не призрак появился
И не экзамен на испуг,
Но у копны остановился
Он инстинктивно, как-то вдруг.
Не странно ль: валенки весною
И в поле у села ночлег.
Такое только с перепоя
Увидишь. Право, смех и грех.
Не тратя время по-пустому.
Он сделал шаг, затем другой,
Прислушался. Потом солому
От валенок отгреб ногой,
Увидел сухонькое тело,
Запавший рот, стеклянный взгляд,
Заметил, что оторопело
Сам нервно пятится назад,
Пришел в себя, остановился,
Забросил факел, сел за руль
И — со всех ног (колес) пустился
Скликать доярок и бабуль.
Что было дальше? Не загадка.
Явились старики села,
Потом блюстители порядка
И «Помощь скорая» пришла.
Осмотр был скор. Пошли бумаги
(Без них нам дня нельзя прожить),
Механизатору — парняге
Пришлось к ним руку приложить.
Умершую свезли к дороге,
К избе. Нашлась и простыня.
Накрыли с головы. А ноги
Торчали скорбно у плетня.
Уже другие две старушки
Молились истово над ней.
А тракторист все пил из кружки
И становился все хмельней.
Лишь к вечеру пришла машина.
Приехавшие горсть земли
С собою взяли и картинно
Беглянку-маму увезли.
5.
Как просто все. И случай редок.
И стоило ль писать о нем...
Но я скажу вам напоследок
Еще, читатель, об одном.
К старушкам, ждавшим возле трупа,
Когда к нему подъедет власть,
Имевшим повод умно ль глупо,
По-бабьи, побалакать всласть,
Перед обеденною дойкой
Доярки шумно подошли.
Поохали довольно бойко,
Погоревали, как могли,
Предположили деловито,
Что эту бабушку зимой
Могли подкинуть к ним убитой.
Как ей попасть сюда самой?
Её здесь сроду не видали.
А коль заметили б приход,
В любой избе приют бы дали:
Не очерствел пока народ.
Доярки в общем были правы...
Но всё ж сюда, в глубинку, в глушь,
Проникли городские нравы
Да и не лучшие к тому ж.
Позавчера вон та бабёнка
(Среди доярок — егоза,
И голос раздается звонко,
И шустро бегают глаза) ...
Позавчера она с работы,
С вечерней дойки шла домой,
А на задворках шастал кто-то,
Согбенный, с палкою, хромой.
Подумалось: наверно воры.
С рычаньем злобным рвался пес.
Тот — Кто-то — хоть и за забором,
— Пса отвязала. Пес понес...
Ворьё не подберется к дому,
Уйдет от зверя без борьбы.
А там была всего лишь Домна,
Полуживая от ходьбы.
Замешенный на жалком плаче
Раздался Домны голосок...
А за дояркой щелкнул смачно
Дверной, надёжнейший замок.
Когда она потом стояла
У трупа бабушки с клюкой,
Она вины своей не знала.
Не принимала. Никакой.
