В мире, где смартфон становится главным кошельком, платежи уже не просто перевод денег — это отражение технологической зрелости страны. От азиатских мегаполисов до российских городов финтех перестал быть отраслью: он стал архитектурой повседневности.
По данным Ассоциации Финтеха по отчёту «Про финтех 2025», именно платёжные инновации сегодня формируют новую волну платформенной экономики. И чем моложе рынок, тем быстрее он растёт.
Когда в 2020 году Банк Индонезии запустил систему BI‑FAST (Bank Indonesia Fast Payment), страна только вступала в эру безналичных расчётов. Сегодня 122 участника системы охватывают 94% платёжной инфраструктуры страны.
Мгновенные переводы между банками, совместимость с мобильными приложениями и единый QR‑код QRIS (Quick Response Indonesian Standard) превратили Индонезию в одного из лидеров Юго-Восточной Азии. Особенность этой модели — инклюзивность: цифровизация началась не с банков, а с микробизнеса. QRIS стал универсальным языком расчётов — от уличных кафе до государственных услуг. Главный урок для мира: даже развивающаяся экономика способна построить систему мирового уровня, если стандарты заданы сверху, а имплементация — локальна.
ОАЭ сделали ставку на “финтех с надёжной крышей”. В 2023 году Центральный банк запустил Al Etihad Payments, национального оператора платёжной инфраструктуры. Система включает три ключевых продукта и обрабатывает более 200 млн транзакций в год.
Флагман — платформа Aani, где перевод занимает не более 10 секунд, а оплату можно провести по номеру телефона или email. Эмираты создали то, что специалисты называют “мягкой централизацией”: все операции проходят через государственную платформу, но рынок свободен в создании собственных сервисов. Так формируется “финансовая экосистема доверия” – где мгновенность и безопасность становятся частью статуса.
Китайская модель — эталон финтех-зрелости. Здесь уже не нужны банковские карты — экосистемы Alipay и WeChat Pay интегрировали финансы в повседневную жизнь. Более миллиарда пользователей совершают покупки, оплачивают транспорт и получают услуги в один клик.
Национальная система UnionPay, созданная ещё в 2002 году, стала каркасом суверенной финансовой архитектуры.
Китай не просто оцифровал платежи — он построил “платёжную экосистему полного цикла”, где всё связано: от розничных операций до макроэкономических показателей. Именно здесь впервые реализовалась идея “невидимых платежей”, когда интерфейс исчезает, а остаётся только опыт.
Казахстан демонстрирует модель, где регулятор не тормозит, а ускоряет рынок. Национальная платёжная корпорация (НПК) и Система мгновенных платежей (СМП) создали “скелет” цифровой экономики.
Коммерческие игроки – Kaspi.kz и Halyk Bank — добавили на этот каркас экосистемные сервисы. Kaspi.kz превратился из банка в суперапп, где можно купить билет, оплатить коммуналку или оформить кредит за две минуты.
Интеграция государственных и рыночных решений позволила Казахстану стать финтех-хабом Евразии, сохранив контроль над инфраструктурой и предоставив гражданам удобство мирового уровня.
Если Казахстан строит сверху, то Узбекистан – снизу. Финансовая цифровизация здесь началась с частных компаний – Click, Payme, Oson, Uzum, — которые заменили собой банки для миллионов пользователей. Результат впечатляющий: 63,7 млн банковских карт на 37 млн жителей. Это уровень развитых стран. Финтех стал инструментом социального включения: миллионы людей впервые получили доступ к электронным платежам.
Модель Узбекистана — “народный финтех”, где конкуренция и мобильность важнее централизации. И именно она стала “мостом” к региональной интеграции с Россией и Казахстаном.
Россия выстроила одну из самых зрелых моделей платежей в мире.
86,7% всех операций — безналичные. Ядро системы — Национальная платёжная система (НПС), оператор карт «Мир» и Система быстрых платежей (СБП). Только за второй квартал 2025 года через СБП прошло 4,6 млрд операций на сумму 24,8 трлн рублей. В СБП участвуют 224 банка, а среднее время перевода — менее 5 секунд. Россия демонстрирует редкое сочетание — институциональная зрелость и пользовательская простота.
Модель “платёжного суверенитета” позволяет стране не только обеспечивать независимость, но и развивать экспорт технологий — от интеграции с ЕАЭС до совместных инициатив с Казахстаном и Узбекистаном.
Американская модель противоположна российской. Здесь платежи строятся не на национальных системах, а на рыночной конкуренции. Главные игроки — Stripe, Block (бывшая Square), PayPal, Worldpay. Они создают инфраструктуру “снизу”, где каждая компания может собрать собственную платёжную архитектуру через открытые интерфейсы (API — Application Programming Interface, интерфейс прикладного программирования). Государство через FedNow формирует лишь “транспортный слой” для переводов между банками, а инновации развиваются в частном секторе. Это “платёжная демократия”, где гибкость важнее единообразия.
Британская модель — о доверии и привычке.
79% платежей здесь безналичные, и большая часть проходит автоматически — через подписки и регулярные списания (direct debit). Массовое распространение получили сервисы BNPL (Buy Now Pay Later – «купи сейчас, плати потом»). Каждый седьмой житель Британии пользовался ими хотя бы раз. Главное отличие — переход к “предсказуемым финансам”. Платежи здесь не контролируются, а происходят сами — встроенные в цифровую жизнь пользователя. Эта модель стала фундаментом embedded finance — встроенных финансов, где граница между банком и сервисом исчезает.
Мировая карта платежей больше не делится на “развитые” и “развивающиеся” страны. Сегодня технологические стандарты задают не доллары, а данные.
И если Китай создал архитектуру масштаба, США — архитектуру гибкости, а Россия — архитектуру устойчивости, то весь мир движется к единому направлению — интеллектуализации платежей.
Следующий этап — не просто мгновенные транзакции, а умные: предсказывающие потребности, управляемые ИИ и встроенные в платформы повседневной жизни.
Материал подготовлен доцентом кафедры бизнес-информатики Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, к. э. н. Зубовым Ярославом Олеговичем, и заместителем заведующего кафедрой бизнес-информатики Финансового университета при Правительстве Российской Федерации Сергеевым Степаном Алексеевичем.
